С классиком белорусской литературы Винцентом Дуниным-Марцинкевичем мне выпало счастье познакомиться несколько лет назад в Бобруйске. Он – хлебосольная душа! – встречал гостей со всей республики, пожаловавших на фестиваль национальной драматургии его имени.
И, кстати, в чём-то соответствовал тому образу, который нарисовал Владимир Короткевич в романе «Колосья под серпом твоим»:
«На краешке кушетки, в углу, сидел, удобно втиснувшись в мягкую подушку, словно утонув в ней кругловатой фигуркой, маленький добродушный горбун. Горб у него был небольшой и напоминал бы лёгкую сутуловатость, если б только правое плечо не было выше левого. Это обстоятельство не оказало, видимо, дурного влияния на психический склад горбуна. На круглом, мягком лице его блуждала всёпроникающая, растроганная улыбка. Горбуну было лет 45, но простоватые голубые глаза, светло-русые волосы, в которых трудно было заметить седину, румяный, улыбчивый рот, придавали его лицу доброе, наивное, детское выражение. Взглянув на него, нельзя было не сказать: «Ах, какой хороший человек!»...».
Спешу успокоить читателя, автор этих строк в Канатчиковой даче и ей подобных медучреждениях никогда не была. А знакомец Дунин-Марцинкевич – не кто иной, как известный на Бобруйщине Игорь Бурак. Талантливейший актёр! Чтобы настолько достоверно перевоплотиться в писателя, он, по словам главного библиографа бобруйской центральной городской библиотеки им. М. Горького Татьяны Голубевой, проштудировал огромное количество тематических материалов. Давайте и мы с вами, отбросив в сторону серьёзный научный подход (чтобы не было претензий у уважаемых литературоведов), попробуем приподнять завесу над жизнью одного из самых удивительных уроженцев Приберезинского края.
Читайте также: Этот день в истории: 4 февраля 1808 года в Бобруйском уезде родился Винцент Дунин-Марцинкевич
Принц датский. Почти
- Перед тем как начать рассказывать о драматурге во время экскурсии «Литературное кольцо Бобруйска», я всегда вспоминаю красивую легенду о происхождении его рода, – просвещает меня всё та же всё знающая библиограф Татьяна Федоровна, когда мы во время прогулки останавливаемся на минуту-другую передохнуть у драмы и комедии имени Дунина-Марцинкевича. – В XII веке в Дании жил богатый и удачливый рыцарь по имени Пётр, влюбившийся в жену своего короля. Ревнивый властитель, узнав об этом, велел приложить к глазам наглеца раскалённый меч. Ослепив Петра, король прогнал его из Датского королевства. Долго блуждал рыцарь по свету, но, в конце концов, остановился в Польше. Там местные прозвали его Дуньчиком, что значит датчанин. Сильно сожалел мужчина, что не может видеть прекрасную страну и окружающих его людей. Поэтому решил обратиться за советом, как избавиться от слепоты, к епископу из Кракова. «Ты прозреешь, если построишь на польской земле три монастыря и семь костёлов», – порекомендовал тот. Пётр обрадовался и, будучи богатым человеком, решил выполнить совет вдесятеро: возвёл тридцать монастырей и семьдесят костёлов. Зрение к нему так и не вернулось. Тогда он, раздосадованный, снова отправился к епископу. «Сколько я тебе наказал построить монастырей и костелов? – воскликнул священнослужитель. – Запомни: храмы Божие - не из камней, а из веры… Иди и делай так, как тебе велено». На этот раз исполнил Пётр всё в точности и прозрел. Через некоторое время выбрал себе красавицу жену, которая родила ему трёх сыновей и дочку. От них и пошли Дунины-Вонсовичи, Дунины-Борковские, Дунины-Марцинкевичи…
Что любопытно, некий Пётр из Дании в то время действительно существовал. Он много помогал людям, делал добро. Родовой герб Винцента Дунина-Марцинкевича – белый лебедь на красном поле – говорят, достался именно от датчанина. Наверное, неуемный нрав и широта души писателя, отлично знакомые всем его друзьям, опять-таки подарок от предка. Кто знает?
Читайте также: Винцент Дунин-Марцинкевич
Несостоявшийся доктор
Детство у Винцента, судя по всему, было богатым на мальчишеские забавы. Об этом достоверно никто сказать не может. Но разве могло быть иначе? Ведь родился он в 1808 году в живописнейшем месте на бобруйской земле – в фольварке Панюшковичи, находящемся над безымянным притоком при впадении в Березину. В польском «Слоўніку геаграфічным Каралеўства Польскага i іншых краёў славянскіх…» говорилось, что угодья здесь были урожайные, в изобилии водилась рыба… В общем, шустрому шляхетскому мальчишке явно находилось занятие по душе.
Семья его была обедневшей – даже упомянутый фольварк арендовался у брата матери, архиепископа Могилёвского Станислава Богуш-Сестренцевича. Родственник, между прочим, сыграл значимую роль в жизни драматурга. Дунин-Марцинкевич рано осиротел и был вынужден собственными силами пробивать себе дорогу. Обличенный властью дядя его не бросил. После того как юноша окончил Бобруйское уездное училище, он поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, членом которой являлся Богуш-Сестренцевич.
- Но доктором так и не стал, слишком уж, наверное, был впечатлительным, – рассуждает Татьяна Голубева. – Вроде бы как-то на практике попал в покойницкую, где вскрывали труп, и не смог на это спокойно смотреть, сразу сбежал.
Так закончилась, даже не начавшись, карьера врача. Подстегнуло нашего героя оставить медицину ещё и то, что в 1828 году умер влиятельный дядя – надо было зарабатывать на жизнь. Винцент Иванович, в итоге, переехал в Минск, где служил мелким чиновником в различных учреждениях.
1
Честность – не порок!
Не у всех в своём новом качестве Дунин-Марцинкевич вызывал положительные эмоции. Был слишком честным.
Вот показательная история из периода, когда он трудился в Минской консистории, то есть в церковном суде. Некий богатый шляхтич, проиграв дело не без помощи уроженца Бобруйщины, решил отомстить. Его «жертва» возвращалась со службы, как округу огласил колокольный звон. Выяснилось позже, по «усопшему». Дома Винцента Ивановича ожидал сюрприз – саван, подсвечники и прочие похоронные принадлежности, предназначенные… для него самого. Можно представить, какой была реакция «покойничка»! Скандал получился грандиозный, однако шутника так и не наказали.
Читайте также: Экскурсия о бобруйском периоде жизни Винцента Дунина-Марцинкевича «Я выхаванец Бабруйскага павета»
Но если некоторые знакомые не любили принципиальность Дунина-Марцинкевича, то кое-кто это и другие качества в нём весьма ценил. Речь идёт о Юзефе Барановской. У её отца герою материала одно время довелось служить. Не особо привлекательный внешне, нескладный, да ещё ко всему прочему бедный, он без памяти влюбился в 16-летнюю красавицу. И она ответила ему взаимностью! Какой же родитель в здравом уме дал бы «добро» на этот брак? Тогда молодые сбежали и тайно обвенчались. В общем, как в лучших традициях романтизма…
Крутой поворот
Никогда не знавшей нужды Юзефе, наверное, пришлось несладко… К тому же вскоре в браке начали рождаться дети. А Винцент Иванович, обладая массой душевных достоинств и талантов, поговаривают, имел и существенный недостаток. Был азартен до чертиков! Одной из причин того, что семье пришлось переехать из Минска в фольварк Люцинка, называется карточный проигрыш. Жить-то не в городе, понятно, гораздо дешевле.
Но всё, что не делается, как известно, к лучшему.
«Шмат ездзіў па Беларусі і Літве, займаўся справамі па даверанасцях прыватных асоб, – пишет о жизни уроженца Бобруйшины после 40-х годов исследователь его биографии и творчества Геннадий Киселёв. – Дачка Каміла і сын Мірастаў падавалі ў дзяцінстве вялікія надзеі як таленавітыя выканаўцы-фартэпіяністы, лічыліся вундэркіндамі, і В. Дунін-Марцінкевіч вазіў іх на канцэрты ў Вільню, Кіеў, Варшаву, У 1854 заўдавеў і праз колькі год ажаніўся зноў – з Марыяй Грушэўскай. Ёсць звесткі, што ў 50-х гадах быў дэпутатам Мінскай дваранскай зборні. На літаратурнай ніве В. Дунін-Марцінкевіч выступаў спярша як лібрэтыст. На пачатку 40-х г. ён напісаў тэксты некалькіх аперэт: «Рэкруцкі яўрэйскі набор», «Спаборніцтва музыкаў», «Чарадзейная вада». У гэты ж час В. Дунін-Марцінкевіч стварыў лібрэта і камічнай оперы «Сялянка» («Ідылія»). У 1846 гэты прынцыповы для станаўлення новай беларускай літаратуры твор (сяляне гаварылі ў ім па-беларуску) быў выдадзены віленскім выдаўцом Завадскім. 9.2.1852 опера была пастаўлена ў Мінску (музыка Манюшкі і Крыжаноўскага). Дзень гэты залатымі літарамі ўпісаны ў гісторыю беларускага тэатра, усёй беларускай нацыянальнай культуры. В. Дунін-Марцінкевіч быў не толькі кіраўніком пастаноўкі, душою аматарскага калектыву, але і сам бліскуча выканаў ролю войта Навума Прыгаворкі…».
Толстой и Рылеев в одном флаконе
Именно в имении Люцинка было написано большинство произведений классика: пьесы, стихотворные рассказы, повести, баллады… В центре художественных зарисовок стоят белорусская деревня, её быт. Особое внимание уделяется белорусскому фольклору. Да что об этом лишний раз говорить? Лучше взять в руки хоть того же «Гапона» и перечитать.
Что нам действительно сегодня трудно представить, так это смелость, которая нужна была в эпоху, когда отрицалось само существование отдельного белорусского языка, чтобы творить на нём и подписываться своим именем. У Дунина-Марцинкевича, к слову, в доме собиралась вся минская интеллигенция и обсуждала состояние белорусской культуры и литературы.
Читайте также: Строитель крепости, исследователь ВКЛ. Три жизни Теодора Нарбута
А ещё наш земляк активно занимался просветительской работой – собирал фольклор, записывал разговорный язык и даже обучал деревенскою ребятню. Белорусскому писателю Ядвигину Ш. посчастливилось в детстве учиться в организованной в Люцинке школе для юных крестьян. «На кожны важнейшы, бывала, дзень нябожчык пiсаў для нас усiх, дзяцей, якую-колечы камедыю, i мы яе вучылiся, з’язджалiся госцi, i iшло прадстаўленне», – вспоминал он.
Как видим, отдельное место здесь занимал театр. В труппу входили не только малые крестьяне, но также семья нашего героя и соседи. Интересный факт: после запрета к показу «Селянки» Винцент Иванович вместе со своими дочками ездил по окрестным деревням и местечкам с представлениями. При этом они чуть ли не сами впрягались в телегу с декорациями!
Имеет место в биографии классика и довольно сложный момент – арест. Вместе с дочерью Камилой больше года он провёл в Пищаловском замке за распространение революционных листовок и активную поддержку восстания Кастуся Калиновского (слыхали о «Гутарках старога дзеда»?). Дунина-Марцинкевича, в итоге, отпустили, но наложили солидный денежный штраф, установили строгий надзор полиции и ограничили свободу передвижения за пределы Люцинки.
Последние два десятилетия писатель, в сущности, там и провёл. По мнению Татьяны Голубевой, жил бы ещё много лет да жил, если бы случайно не поперхнулся чаем…
***
Впрочем – согласитесь – и 76 лет хватило, чтобы мы с вами смело могли говорить об уроженце Бобруйщины не только: «Ах, какой хороший человек!», но и как о знаковом белорусском писателе.
Газета «Могилёвские ведомости»
